О нём
Мавлана Джалал ад-Дин Мухаммад Руми (1207-1273) - персидский поэт, по прозвищу Мевляна («Наш господин»), основатель и неформальный руководитель суфийского братства Мевлеви. В 1244 году судьба свела его с бродячим суфийским проповедником Шамс ад-дином Табризи, чьи проповеди оказали на Руми столь сильное воздействие, что он избрал путь суфия. Руми оставил большое литературное наследие. Его «Поэма о сокрытом смысле» - своего рода энциклопедия суфизма в стихах, которая раскрывает тайный смысл Корана. [1]
Дорога превращений
Величайшее озарение светом Высшей Истины произошло в жизни Руми при появлении в Конье странствующего шейха Шамсуддина Тебризского. Встреча этих двух мистиков-прозорливцев состоялась 26 ноября 1244 года, когда Руми было 37 лет. Однако сам он считал дату их знакомства днем своего нового — духовного — рождения. Действительно, после этой встречи внутренний мир Руми чудесным образом обновился. Джалаладдин стал непревзойденным Учителем, выражающим свой уникальный «горний опыт» в общедоступных стихах и притчах. Он стал великим Учителем-Поэтом…
…Дервиш Шамсуддин Тебризский подстерег на городском перекрестке процессию учеников во главе с восседавшим на муле Руми. Он властно схватил животное за поводья и, глядя прямо в лицо Джалаладдину, спросил: «О ты, испытующий пробу золота невидимых миров! Скажи мне: кто выше — Пророк Мухаммад или же Абу-Йазид Бистами?» (Бистами был оригинальным суфийским мыслителем, пролагавшим в IX веке новые стези Богопознания). Руми без промедления ответил: «Разумеется, Пророк Мухаммад! Ведь именно он — Предводитель каравана праведников, путешествующего к Небесам!» Но Шамсуддин парировал: «Отчего же тогда Пророк Мухаммад только просил Бога „излить на него Свой Свет“, в то время как Абу-Йазид восклицал: „Прославлен я, и сияю наивысшим сиянием“?»
Погрузившись во внутреннее созерцание, Руми спустя какое-то время ответил: «Абу-Йазид Бистами поднялся на некоторую духовную ступень — и опьянел от ее сияния, ибо мал был просвет в его сердце, способный впустить луч Божества. Вот и решил он, что достиг наивысшего совершенства! Но Пророк Мухаммад постоянно переходил со ступени на ступень, зная бесконечность Восхождения и безмерность Божьей любви! Вот почему свет, доступный ему ранее, при каждом новом восхождении уже казался ему недостаточным, и просил он вновь и вновь: «Излей на меня Свой свет!..»
Различные предания несколько расходятся в подробностях этого уникального диалога: согласно одному из них, Шамсуддин, услышав ответ Руми, потерял сознание от нестерпимого света Откровения, озарившего его; согласно же другому — сам Руми впал на время в беспамятство от внезапного вопроса Шамсуддина, и лишь потом, в экстазе постигнув Истину, ответствовал ему… Впрочем, оба предания сходятся в одном: существуют Высшие Идеи, соприкоснувшись с которыми, душа воспаряет столь высоко, что телесная природа человека потрясается до основания…
…С этого дня Руми и Шамс (сокращенное имя дервиша, своим появлением озарившего душу Руми, означает «солнце») были неразлучны в любви и познании, как бы составляя единого Человека. Поистине, оба они в миг своей встречи испытали сопричастность Сути Бытия и вкусили восторг, превышающий все земное. Шамс стал наставником и спутником Руми на том Пути к Источнику Жизни, который невыразим словами… [2]
Руми. Избранное
Притча о еде и едоке, или о том, кто ест и кого едят
Схватила где-то птица червяка,
А кот за ней следил исподтишка.
И стала птица, ибо все здесь тленно,
Едой и едоком одновременно.
Кто отличит еду от едока -
Их разница не слишком велика!.
Притча о горошине, которая прыгает в кипящем котле
От старой притчи - притчи мудреца,
О юноша, не отвращай лица.
Горошина, вскипая на огне,
И прыгает и скачет в казане.
То вверх всплывет, то книзу устремится
И вопиет пред тем, как ей свариться:
"Ужель, хозяйка, ты меня купила, (... меня не любишь)
Чтоб мне на свете стало все постыло?"
Огня не убирая от котла,
Ей говорит хозяйка: "Я не зла,
Но ты должна немного повариться,
Чтоб получился суп, а не водица.
В котле с водой кипящей не спеша
Должна твоя очиститься душа.
Когда была ты молодой, зеленой,
Пила ты воду средь цветущих склонов.
Сильнее становясь день ото дня, (Копила силу ты ...)
Ты зрела не для этого ль огня?"
Притча о бакалейщике и попугае, пролившем благовонное масло
И кто-то в заблуждении глубоком
Себя считать готов под стать пророкам.
Мы тоже, мол, сродни мужам святым;
Мы, как они, едим, и пьем, и спим.
Сии слепцы не чувствуют различья,
Равняя все: ничтожность и величье.
Что делать, с одного цветка берет
Змея свой горький яд, пчела - свой мед.
Две кабарги в долине обитали,
Одни и те же травы их питали,
Но мускуса дала одна немало,
И лишь навоз другая даровала.
Двух тростников так схожа красота,
Но сахар в том, а в этом пустота.
Таких примеров тьма, и человек
Все постигает, доживая век.
О том, как горный козел теряет рассудок, завидя козу
О том, как горный козел теряет рассудок, завидя козу, как
он прыгает через пропасть и как становится порой легкой добычей
охотников
Козел в горах пасется высоко,
Меж скал, что от вершин недалеко.
Он осторожен, ибо и стрелки,
И звери хищные недалеки.
Ему и подобает осторожно
Судить: опасность истинна иль ложна?
Но вот он видит горную козу
За пропастью на склоне, там, внизу.
И тотчас меркнет свет в его глазах,
И корм ему - пустяк, опасность - прах.
Летит он через пропасть, слеп и глух,
Как будто пропасть - это лишь уступ.
Но лучники умны, неторопливы,
Козлиный знают нрав и ждут поживы.
Им ведомо, что все забудет он,
Внезапным вожделеньем ослеплен.
И зверь, чей глас любви подруги кличет,
Становится нетрудною добычей.
Ведь и герою собственная страсть
Страшней порой, чем прочая напасть.
* * *
Сказал сеид шуту: "Ну что ж ты, брат!
Зачем ты на распутнице женат?
Да я тебя - когда б ты не спешил -
На деве б целомудренной женил!"
Ответил шут: "Я на глазах у вас
На девушках женился девять раз-
Все стали потаскухами они,
Как почернел я с горя-сам взгляни!
Я шлюху ввел женой в свое жилье-
Не выйдет ли жены хоть из нее...
Путь разума увлек меня в беду,
Теперь путем безумия пойду!"
* * *
Придется ль мне до той поры дожить,
Когда без притч смогу я говорить?
Сорву ль непонимания печать,
Чтоб истину открыто возглашать?
Волною моря пена рождена,
И пеной прикрывается волна.
Так истина, как моря глубина,
Под пеной притч порою не видна.
Вот вижу я, что занимает вас
Теперь одно - чем кончится рассказ,
Что вас он привлекает, как детей
Торгаш с лотком орехов и сластей.
Итак, мой друг, продолжим-и добро,
Коль отличишь от скорлупы ядро!
* * *
Когда мой труп перед тобой, что в гробе тленом станет,-
Не думай, что моя душа жить в мире бренном станет,
Не плачь над мертвым надо мной и не кричи "увы ".
Увы - когда кто жертвой тьмы во сне забвением станет.
Когда увидишь ты мой гроб, не восклицай "ушел!".
Ведь в единении душа жить несравненном станет.
Меня в могилу проводив, ты не напутствуй вдаль:
Могила - скиния, где рай в дне неизменном станет.
Кончину видел ты, теперь ты воскресенье зри;
Закат ли Солнцу и Луне позорным пленом станет?
В чем нисхожденье видишь ты, в том истинный восход:
Могилы плен - исход души в краю блаженном станет.
Зерно, зарытое в земле, дает живой росток;
Верь, вечно жить и человек в зерне нетленном станет.
Ведро, что в воду погрузишь,- не полно ль до краев?
В колодце ль слезы Иосиф-дух лить, сокровенном, станет?
Ты здесь замкни уста, чтоб там открыть - на высоте,
И вопль твой - гимном торжества в непротяженном станет.
Ссылки
1. Гогоберидзе Г.М. Исламский толковый словарь. Ростов-на-Дону, 2009, с. 190.
2. Джалаладдин Руми. Дорога превращений. Суфийские притчи // Составление, перевод, религиозно-философский комментарий Дмитрия Щедровицкого. Этико-психологический комментарий Марка Хаткевича.
3. Джалаладдин Руми. Стихи / Переводчик - В. Державин - Библиотека Всемирной литературы
