mir-gnozis.ru - Главная / Имена / Пётр Успенский (1878–1947)
О нём
Успенский Петр Демьянович [5 (17) мая 1878, Москва — 2 октября 1947, Лин Плейс, Англия] — русский философ-мистик, психолог. Получил математическое образование в Московском университете. С юности стремился обрести отличное от обычного эзотерическое знание. Много путешествовал по России, Востоку и Европе. Первый роман «Странная жизнь Ивана Осокина» (1905) построен на идее вечного возвращения. Успенский знакомится с теософской литературой, изучает оккультизм и йогу. В книге «Новая Модель Вселенной» (1911) подвергает критике ограниченное чувственным восприятием понятие трехмерного пространства, выдвигает теорию многомерной Вселенной, включающей измерения времени и вечности. В «Tertium organum» (1912) рассматривает феномены и закономерности мышления, памяти, сознания; выдвигает идею о том, что орудие отбора человеческой эволюции есть любовь, отсутствие ее ведет к вырождению и инволюции. Важнейшим событием в жизни Успенского стала его встреча в 1915 с Г. И. Гурджиевым, автором учения «четвертого пути», восходящего к суфийской традиции накшбандийа. Глубоко восприняв идеи Гурджиева, Успенский в последующих книгах излагал его учение в собственной интерпретации. Суть учения состояла в том, что в отличие от трех традиционных-путей самосовершенствования — факира, монаха и йога, требующих ухода от мира, есть четвертый — путь расширения, трансформации сознания в условиях обыденной жизни. Обычный человек является машиной, живущей и реагирующей на мир механически, в состоянии спящего сознания. Он — жертва своих страхов и желаний, клубок различных импульсов и реакций. Человек состоит из сотен маленьких «я». Цель «учения» — дать человеку способ обретения внутренней целостности через трудный процесс самовспоминания и самоосознавания с помощью специально разработанной системы методов и упражнений для ума и тела. В течение двадцати шести лет (1921—1947) сначала в Лондоне, затем в Нью-Йорке Успенский создает группы единомышленников, проводит встречи, читает лекции. // E. Л. Митюгова [1]
Фото
- Фото с сайта www.ouspenskytoday.org
- ...
- ...
Петр Успенский. В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения
***
Очень трудно установить, что такое «чудесное», но для меня это слово имело вполне определенный смысл. Уже давно я пришёл к заключению, что из того лабиринта противоречий, в котором мы живем, нет иного выхода, кроме совершенно нового пути, не похожего ни на один из тех, которые были нам известны и которыми мы пользовались. Но где начинался этот новый или забытый путь — этого я не мог сказать. Тогда мне уже был известен тот несомненный факт, что за тонкой оболочкой ложной реальности существует иная реальность, от которой в силу каких-то причин нас нечто отделяет. «Чудесное» и есть проникновение в эту неведомую реальность.
В феврале и марте 1915 года, я прочёл публичные лекции о своих путешествиях по Индии под названием «В поисках чудесного» и «Проблема смерти». Лекции должны были послужить введением в книгу, которую я собирался написать о своих путешествиях; я говорил в них, что в Индии «чудесное» ищут не там, где нужно, что все обычные пути здесь бесполезны, что Индия охраняет свои сокровища гораздо лучше, чем мы это предполагаем. Однако «чудесное» там действительно существует.
* * *
Первая встреча с Гурджиевым совершенно перевернула мое мнение о нём и о том, чего я мог бы от него ожидать. Прекрасно помню эту встречу. Мы вошли в небольшое кафе на шумной, хотя и не центральной улице. Я увидел человека восточного типа, уже немолодого, с черными усами и пронзительными глазами; более всего он удивил меня тем, что производил впечатление переодетого человека, совершенно не соответствующего этому месту и его атмосфере.
* * *
Всю неделю, которую я провёл в Москве, я виделся с Гурджиевым ежедневно. Очень скоро стало ясно, что он знал очень многое из того, что мне так хотелось узнать. В частности, он объяснил некоторые феномены, встретившиеся мне в Индии, которые никто не мог объяснить — ни на месте, ни впоследствии. В его объяснениях чувствовалась уверенность специалиста, очень тонкий анализ фактов и какая-то система, которую я не мог уловить, но присутствие которой ощущал, ибо все объяснения Гурджиева заставляли думать не только о фактах, о которых шёл разговор, но и о многих других вещах, которые я наблюдал или о которых догадывался.
Меня глубоко заинтересовало всё то, что говорил Гурджиев. Я ощутил в его словах какую-то новую точку зрения, не похожую на все, с чем я встречался раньше.
* * *
Во время одной из наших бесед я спросил Гурджиева:
— Как, по вашему мнению, лучше всего подготовиться к изучению вашего метода? Полезно ли, например, изучать так называемую «оккультную» и «мистическую» литературу?
Говоря это, я имел в виду прежде всего «Таро» и литературу о нём.
— Да, — сказал Гурджиев, — при помощи чтения можно найти многое. Возьмите, например, себя. Вы уже могли бы знать порядочно, если бы умели читать. Я хочу сказать, что если бы вы поняли всё, что прочли за свою жизнь, вы бы уже знали то, чего сейчас ищете. Если бы вы понимали всё, что написали в своей книге... как её? — и он сделал нечто совершенно невозможное из слов «Tertium Organum», — я пришёл бы к вам с поклоном и просил бы учить меня. Но вы не понимаете ни того, что читаете, ни того, что пишете. Вы даже не понимаете, что значит слово «понимать». Однако понимание существенно, и чтение способно принести пользу только тогда, когда вы понимаете то, что читаете. Впрочем, никакая книга не в состоянии дать подлинную подготовку. То, что человек знает хорошо (он сделал ударение на слове «хорошо»), и есть его подготовка. Если человек знает, как хорошо сварить кофе, как хорошо сшить сапоги, - ну что ж, тогда с ним уже можно разговаривать. Беда в том, что ни один человек ничего не знает хорошо. Всё, что он знает, он знает кое-как, поверхностно.
Это был один из тех неожиданных поворотов, которые Гурджиев придавал своим объяснениям. Слова Гурджиева, помимо обычного значения, содержали, несомненно, и какой-то иной смысл. Я уже начал понимать, что для подхода к этому скрытому смыслу нужно начинать с обычного значения слов. Слова Гурджиева были всегда значительны в своем обычном смысле, хотя этим их содержание не исчерпывалось. Более широкое и глубокое значение оставалось скрытым в течение долгого времени.
* * *
В общем, меня удивило многое из того, что говорил Гурджиев. Были идеи, которых я не мог понять и которые казались мне фантастическими и необоснованными. Другие вещи, наоборот, странным образом совпадали с тем, что я сам уже давно понял. Более всего меня заинтересовала связанность всего того, что он говорил. Было очевидно, что его идеи не оторваны одна от другой, как это бывает со всеми научными и философскими идеями, а составляют единое целое, из которого я видел пока лишь отдельные части.
* * *
Гурджиев сообщил мне некоторые подробности об организации групп для своей работы и об их роли. Один или два раза он употребил слово «эзотерический», которого я прежде от него не слышал. Меня заинтересовало, что он имеет в виду, но, когда я попытался остановить его и спросить, что он понимает под словом «эзотерический», он уклонился от ответа.
— Это не важно... Ну называйте, как вам нравится, сказал он. — Суть не в этом, а в том, что «группа» есть начало всего. Один человек ничего не может сделать, ничего не в состоянии достичь. Группа с подлинным руководителем может сделать многое. Она в состоянии совершить то, чего одному человеку не добиться.
Вы не понимаете своего положения. Вы находитесь в тюрьме. Все, чего вы можете желать, — если вы способны чувствовать, — это бежать, вырваться из неё. Но как можно бежать? Необходимо вырыть под стеной проход. Один человек ничего не может сделать. Но предположим, что таких людей десять или двадцать — если они работают по очереди и если один прикрывает другого, они смогут закончить проход и спастись.
Далее, никто не сумеет бежать из тюрьмы без помощи тех, кто бежал раньше. Только они могут рассказать, каким образом возможно устроить побег, только они могут передать инструменты — напильники или что-то другое, что может понадобиться. Но один заключенный не сможет найти этих людей, вступить с ними в соприкосновение. Необходима организация. Без организации нельзя ничего добиться.
Впоследствии Гурджиев часто возвращался к этому примеру «тюрьмы» и «побега из тюрьмы». Иногда он начинал с этого разговор, и тогда его излюбленным выражением было следующее: чтобы заключенный имел возможность бежать в любую минуту, он должен прежде всего понять, что он находится в тюрьме. До тех пор, пока он это не уяснит, пока считает себя свободным, у него нет никаких шансов. Никто не в состоянии помочь ему или освободить насильно, против его воли, наперекор желаниям. Если освобождение возможно, оно возможно только как результат огромного труда и усилий, прежде всего, сознательных усилий, направленных к определенной цели.
* * *
Припоминаю, что в связи с беседами, следовавшими в этот вечер, меня поразил один факт. Многие люди слышали что-то совершенно иное, чем говорил Гурджиев: а другие обратили внимание лишь на второстепенные и несущественные замечания и запомнили их. От большинства слушателей ускользнули самые фундаментальные принципы того, что говорил Гурджиев. Он сказал мне, что лишь немногие задают вопросы по существу. Один из таких вопросов остался у меня в памяти:
— Каким образом человек способен вызвать внутри себя борьбу между «да» и «нет»? — спросил кто-то. — Необходима жертва, — ответил Гурджиев. — Если вы ничем не жертвуете, вы ничего не приобретаете. И необходимо пожертвовать чем-то, в данный момент драгоценным, пожертвовать им надолго, пожертвовать многим. Но все-таки не навсегда. Это следует понять, потому что нередко не понимают именно этого. Жертва необходима только тогда, когда идет процесс кристаллизации. Если же кристаллизация достигнута, отречения, лишения и жертвы более не нужны. Тогда человек может иметь все, что хочет. Для него нет больше никаких законов; он сам для себя закон.
* * *
В течение этого времени я много бывал вместе с Гурджиевым и начал лучше понимать его. В нём поражала большая внутренняя простота и естественность, заставлявшие полностью забывать то, что для нас он был представителем чудесного и неведомого мира. В нём полностью отсутствовали любого рода аффектация или желание произвести впечатление. Вместе с тем угадывалось отсутствие личного интереса во всем, что он делал, совершенное бескорыстие, безразличие к удобствам и покою, способность не щадить себя в работе, какой бы она ни была.
* * *
Из некоторых случайных бесед с Гурджиевым я приобрёл кое-какие представления о его прежней жизни. Детство Гурджиева прошло в необычных, весьма далеких от нас, почти библейских условиях. Бесчисленные стада овец; скитания с места на место; соприкосновение с разными странными людьми.
* * *
Он провёл юные годы в атмосфере волшебных сказок, легенд и традиций. «Чудесное» вокруг было подлинным фактом. Предсказания будущего, которые он услышал и которым окружающие его люди поверили, — эти предсказания исполнились и заставили его поверить во многое другое.
Всё это вместе взятое уже в детстве породило в нём стремление к таинственному, непонятному, магическому. Он рассказал, что ещё совсем молодым совершил несколько далеких путешествий по Востоку. Я не мог в точности решить, что в его рассказах было правдой. Как он говорил, во время путешествий он снова столкнулся с явлениями, свидетель-ствовавшими о существовании некоторого знания, особых сил и возможностей, превосходящих возможности обыкновенного человека, встретился с людьми, наделенными ясновиденьем и другими таинственными силами. Он сказал, что постепенно его отлучки из дома и путешествия стали преследовать определённую цель. Он отправился на поиски знания и людей, обладавших этим знанием. По его утверждению, преодолев большие трудности, он нашел источники знания в содружестве с несколькими людьми, как и он, искавшими чудесное.
* * *
Во время одного разговора с Гурджиевым в нашей группе — которая стала уже превращаться в постоянную — я спросил:
— Если древнее знание сохранилось, если вообще существует знание, отличающееся от нашей науки и философии или даже превосходящее её, почему же тогда оно так тщательно скрыто, почему не сделано общим достоянием? Почему люди, обладающие этим знанием, не желают, чтобы оно перешло в общий поток жизни ради лучшей, более успешной борьбы против обмана, зла и невежества?
Вероятно, такой вопрос возникает у каждого человека, который впервые знакомится с идеями эзотеризма.
— На это есть два ответа, — сказал Гурджиев. — Во-первых, это знание не скрыто; во-вторых, по самой природе своей оно не может стать общим достоянием. Сперва мы рассмотрим второе из этих положений. А потом я докажу вам, что знание (он подчеркнул это слово) гораздо более доступно для тех, кто способен его усвоить, чем обычно полагают; вся беда в том, что люди или не желают знания, или не в состоянии его принять.
* * *
Если мы возьмем некоторое количество золота и решим позолотить много предметов, нам необходимо знать или точно подсчитать, какое количество предметов можно покрыть этим золотом. Если же мы попытаемся позолотить большее их число, они покроются золотом неравномерно, пятнами, и будут выглядеть гораздо хуже, чем предметы, которые совсем не были позолочены. Фактически, мы просто потеряем при этом наше золото.
Распределение знания основано на точно таком же принципе. Если знание дается всем, никто ничего не получает. Если оно сохраняется среди немногих, каждый получит столько, что его будет достаточно не только для сохранения, но и для увеличения полученного. [2]
Петр Успенский. Четвертый путь
Запись бесед, основанных на учении Г. И. Гурджиева
***
Когда мы начинаем изучать себя, мы прежде всего сталкиваемся с одним словом, которое употребляем больше, чем какое-либо другое; это слово - "я". Мы говорим: "я делаю", "я сижу", "я чувствую", "я люблю", "я не люблю" и т. д. Это наша главная иллюзия, ибо главная ошибка, которую мы совершаем относительно самих себя, это то, что мы рассматриваем самих себя как одно; мы всегда говорим о себе "я" и считаем, что говорим все время об одном и том же, тогда как в действительности мы разделены на сотни и сотни различных "я". В один момент, когда я говорю "я", говорит одна часть меня, а в другой момент, когда я говорю "я", это говорит совершенно другое "я". Мы не знаем, что имеем не одно "я", но много различных "я", связанных с нашими чувствами и желаниями, и не имеем никакого контролирующего "я". Эти "я" все время меняются; одно подавляет другое, одно замещает другое, и вся эта борьба составляет нашу внутреннюю жизнь.
***
Мы созданы таким образом, что можем жить в четырех состояниях сознания, но в том виде, какими мы являемся, мы применяем только два: одно - когда спим, и другое -- когда мы являемся тем, что называем "бодрствующим", - то есть в нашем настоящем состоянии, когда мы можем говорить, слушать, исать и т. д. Но это только два из четырех возможных состояний. Третье состояние сознания является весьма необычным. Когда люди объясняют нам, что такое третье состояние сознания, мы начинаем понимать, что обладаем им. Третье состояние может быть названо самосознанием, и большинство людей, если их спросят, скажут: "Конечно, мы сознательны"!Необходимо достаточное время или повторные и частые усилия самонаблюдения, прежде чем мы действительно признаем факт, что мы не сознательны, что мы сознательны только потенциально. Если нас спрашивают, мы говорим: "Да, я сознателен", и в этот момент мы действительно таковы, но в следующий момент мы перестаем вспоминать себя и являемся несознательными. Таким образом, в процессе самонаблюдения мы осознаем, что не находимся в третьем состоянии сознания, что живем только в двух. Мы живем либо в спящем, либо в бодрствующем состоянии, которое в настоящей системе называется относительным сознанием. Четвертое состояние, которое называется объективным сознанием, недоступно для нас, так как оно может быть достигнуто только через самосознание, то есть через осознание сначала себя, и только значительно позднее мы можем достичь объективного состояния сознания.
***
Мы должны различать четыре энергии, работающие через нас: физическая, или механическая, например, передвижение этого стола; жизненная энергия, которая заставляет тело поглощать пищу, восстанавливать ткани и т. д.; психическая, или умственная, с которой работают центры, и наиболее важная из всех -- энергия сознания.
Энергия сознания не признается психологией и научными школами. Сознание рассматривается как часть психических функций. Другие школы целиком отрицают сознание и все рассматривают как механическое. Некоторые школы отрицают существование жизненной энергии. Но жизненная энергия отлична от механической энергии, и живая материя может быть создана только от живой материи. Всякое развитие происходит от жизненной энергии. Психическая энергия есть энергия, с которой работают центры. Они могут работать с сознанием или без сознания, но результаты их работы будут различны, хотя и не настолько, чтобы легко заметить это со стороны. Человек может знать сознание только в себе.
Для каждой мысли, чувства или действия, или для сознательного состояния мы должны иметь соответствующую энергию. Если мы не получили ее, мы опускаемся и работаем с низшей энергией, ведущей только животную или растительную жизнь. Затем мы снова накапливаем энергию, снова имеем мысли, можем опять быть сознательными в течение короткого времени.
Даже огромное количество физической энергии не может создать мысль. Для мысли необходима особая, более сильная энергия. А сознание требует еще более быстрой, более взрывной энергии. [3]
Список использованных источников и литературы
1. Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. IV, с. 149.
2. Петр Успенский. В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения [http://lib.ru/URIKOVA/USPENSKIJ/poiski.txt]
3. Петр Успенский. Четвертый путь. [http://lib.ru/URIKOVA/USPENSKIJ/chetwertyj.txt]
4. «Успенский сегодня» - сайт учеников и последователей учения П.Д. Успенского сегодня в Великобритании [https://www.ouspenskytoday.org/wp/chronology/]
