О нём
Плотин (204—270) — Последователь Платона — мечтал создать город мыслителей — Платонополис. Считал, что все Мироздание пронизывает божественный дух. Материя есть темная, стихийная, хаотичная сила, которой разум придает гармонию, красоту и смысл. «Так как ум прекрасен, — учил он, — даже прекраснейшее из всего покоится в чистом свете и чистом сиянии и охватывает природу сущего, наш мир есть лишь тень и отражение ума». Плотин умер, так и не обработав и не опубликовав свои лекции. Эту работу завершил его ученик Порфирий, философ-идеалист. Идеи Плотина оказали влияние на мировоззрение Аврелия Августина, а через него — на христианскую теологию (богословие, религиозное знание). [1]
* * *
Плотин (Πλωτίνος) (204/205, Ликополь, Египет, — 270, Минтурне, Италия), греческий философ-платоник, основатель неоплатонизма. Единственный достоверный источник сведений о нём — «Жизнь Плотина» Порфирия, ученика Плотина и издателя его «Эннеад». Учился в Александрии, где 11 лет был учеником Аммония. С 244/245 года — в Риме, преподавал философию; после 10 лет устных бесед Плотин начал записывать своё учение.
Как и представители среднего платонизма, Плотин прежде всего толкует Платона, но не комментирует отдельные его диалоги, а на основе ряда платоновских текстов («Тимей», первые две предпосылки «Парменида», миф в «Федре», речь Диотимы в «Пире», 6—7-я книги и миф в 10-й книги «Государства», 2-е письмо и др.) строит некое подобие системы. Подчёркнутое почтение к Платону сопровождается у Плотина острой критикой всей послеплатоновской философии, которой Плотин, однако, многим обязан. Традиция среднего платонизма и неопифагореизма, к которой тяготел Плотин, исходила из противопоставления чувственного космоса умопостигаемому, посредствующим звеном между которыми признавалась мировая душа (см. Псюхе), Новым у Плотина явилось учение о первоначале всего сущего, едином, которое само выше сущего, или, по Платону, «за пределами сущности». При этом последовательность ум—душа—космос, т. е. вся сфера бытия, оказывалась только проявлением, осуществлением первоначала, тремя его ипостасями: ум и душа — осуществление единого в вечности, космос — во времени. Единое, начало всего сущего, как и у Платона, именуется у Плотина благом и сравнивается с солнцем. Ему противоположна тёмная и лишённая вида материя, принцип зла. Но такова только собственно материя, низшая граница, замыкающая иерархию бытия; однако материя есть и в умопостигаемом. В принципиальном смысле материя у Плотина — бестелесный неаффицируемый субъект, относительное неопределённое подлежащее. Плотин использует здесь также пифагорейский комплекс представлений о неопределенной двоице, первом различии и «дерзости», ставшей причиной перехода единого во множество. Ум дерзнул отпасть от единого, душа — от ума, а наиболее дерзкая часть души прозябает вплоть до растений. Таким образом, материя у Плотина провоцирует высшее к переходу в низшее. Она — зеркало, отражаясь в котором высшее порождает низшее в качестве своего подобия. Итак, сфера сущего охвачена, по Плотину, мощью сверхсущего единого и ограничена немощью не-сущей материи. Структуру бытия у Плотина задаёт противопоставление «тамошнего» и «здешнего». «Там» — истинно сущее, ум, который и есть первичные сущности; в уме мысль и предмет мысли совпадают. Поэтому ум обладает недоступной низшему способностью: осуществлять свои замыслы без посредства орудий и в материи, к-рая не отличается от него самого. «Образы», творимые умом, есть первообразы, тогда как в «здешнем» миро нам приходится довольствоваться подобиями. Однако принцип подражания Плотина проводит не механически. Плотин исходит из того, что только чувственного космос находится в определенном месте, тогда как умопостигаемый мир — повсюду. Поэтому душа в человеке не есть подобие некоей души-в-себе; знания, получаемые ею от ума, — подлинные. Сфера истинного бытия всегда открыта для души, ей нужно только уметь вернуться к себе самой, познать свою истинную природу. Возможность такого возвращения обеспечена тем, что душа не целиком выступает из умопостигаемого космоса; её рождение в теле означает «дробление» единой души, ибо «там» — все души нераздельны. Достигается это возвращение на путях очищения души и уподобления её божеству.
Универсум Плотина статичен. Всякая низшая ступень в нём вечно рождается от высшей, причём высшая вечно остаётся неизменной и, порождая, не терпит ущерба. Единое вечно сияет в своей сверхпрекрасной благости, вечно прекрасен созерцающий сам себя ум, вечно душа устремляется к единому и оглядывается на созданный ею космос. Космос вечно вращается круговым вращением и в подлунной части его вечно чередуются возникновение и гибель. Вечно взаимное истребление животных, вечны войны и убийства среди людей. Вечно и неизбежно зло в мире. Это, однако, не делает Плотина пессимистом. Здешний мир для пего — игра в театре. Ничто не властно над благой душой, даже рок, которому подвластна вся сфера времени. Из того, что в мире есть зло, не следует, будто божество не заботится о мире, что мир лишён разумного плана: ведь и в драме не все герои, но есть и рабы. Разнообразие, вносимое злом, только украшает пьесу, а наша истинная отчизна — всегда рядом с нами. Пусть душа, презрев «здешнее», вернётся к своему истинному отцу и любит его чистой любовью. Это ироническое отношение Плотина к настоящему и «здешнему», его устремлённость к прошлому и «тамошнему» как единственному пристанищу для затерянной в просторах космоса души -- характерные черты не только позиции Плотина, но и того последнего этапа в развитии античной философия, который открывается им.
Плотин оказал огромное влияние на последующее развитие философии, нередко — анонимно и опосредованно (сравните так называемую «Теологию Аристотеля», являющуюся в действительности извлечением из «Эннеад», а также широкое проникновение идей Плотина в западноевропейскую средневековую культуру через посредство Макробия и особенно Августина). Прямое Знакомство с Плотина происходит в 15 веке (Фичино и платоновская Академия во Флоренции); под влиянием Плотин находится Бруно. Позднее особый интерес к Плотину характерен для Беркли, представителей немецкого классического идеализма, а также для мыслителей и эпигонов немецкого романтизма. [2]
Цитаты
